Г) Права семейные и наследственные

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 
17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 
34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 
51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 
68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 
85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 
102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 
119 120 121 122 123 124 125 126 127 

 

 Семейные права называют обыкновенно правами в чужой личности, различая их в этом смысле как от прав в своей личности, так и от вещных и обязательственных прав, из которых одни имеют своим предметом, как это было уже показано, вещь, а другие - не столько личность, сколько ее отдельные действия, получающие объективность, т. е. предметное значение, и как бы отделяющиеся от самой личности. При этом утверждают, что семейные права представляются не столько юридическими, сколько нравственными отношениями, в которых преобладают обязанности, а не права, что они существуют не ради себя, а ради обязанностей, и что предметом этих прав служит чужая личность не в ее целом, а лишь в точно ограниченной части ее личной сферы; поэтому, в противоположность римскому представлению, семейные права и отличаются теперь такой взаимностью, что мы говорим не только о правах отца и мужа в отношении к детям и жене, но и о правах детей и жены в отношении к отцу и мужу *(312). Во все эти утверждения необходимо внести следующие поправки.

 Во-первых, определение семейных прав в смысле прав в чужой личности, как и определение прав личности в смысле прав в своей личности, есть последствие чрезвычайно преувеличенного и переданного современной немецкой юриспруденции Пухтой стремления иска во что бы то ни стало объекта для всякого права и различать все права только на основании различия в их объекте. Но как ни важна категория объекта права и как ни плодотворно применение ее к различию, напр., вещных и обязательственных отношений с их многообразными подразделениями, она не имеет значения хотя бы для прав личности. То же можно сказать и о семейных правах, определение которых в смысле господства - все равно, целостного или частичного - одного лица над другим, противоречит, по крайней мере, современному правосознанию. Поэтому мы находили бы правильнее определять семейные права просто как права семейного союза в отношении к стоящему вне его миру и право членов этого союза в отношении друг к другу. Права семейного союза в отношении к внешнему миру были бы абсолютными, так как они требуют своего признания со стороны всех и каждого, а права отдельных членов этого союза друг к другу - относительными, так как они ограничены кругом этих лиц, как, напр., взаимные права супругов, родителей и детей и т. д. Те и другие права мы считали бы, скорее всего, правами личности, насколько обладание ими связано с принадлежностью к семейному союзу, а наличность имущественного элемента в некоторых из этих прав казалась бы нам так же мало противоречащей их личной природе, как и наличность того же элемента в других случаях прав личности. Такой точкой зрения устанавливалось бы и различие семейных прав от обязательственных не по мало уловимому признаку ограниченного господства над чужой личностью в одном случае и такого же ограниченного господства над выделенным из нее действием в другом случае, а по различию прав личности с их строго личным, длящимся и неимущественным характером, от прав на отдельные действия случайного происхождения, независимые от качества личности и рассчитанные, по большей части, на преходящее существование. Эта же точка зрения объясняла бы гораздо отчетливее и все особенности семейных прав: взаимное проникновение элементов права и обязанности, начала власти и иерархического подчинения, непередаваемость по наследству, неотчуждаемость и т. д.

 Во-вторых, трудно согласиться и с такой характеристикой семейных прав, которая настаивает на подчинении в них обязанности праву. Мы склоняемся скорее к взгляду Киппа, что отношение обязанности к праву здесь то же, что и в других субъективных правах, нравственная основа которых не колеблет того положения, что в тех случаях, когда одной стороне предоставляются известные права, а на другую возлагаются известные обязанности, права устанавливаются ради управомоченного, а не ради обязанного субъекта. Верность данному слову в договорных отношениях и вознаграждение за нанесенный ущерб составляют также нравственный долг, который получает со стороны объективного права внешнее признание и тем самым вступает в соответственные юридические отношения. То же происходит и в области семейных отношений, вызывается и особое регулирование, отличное от регулирования других отношений только в материальном, а не в формальном смысле *(313). И если в семейных отношениях мы встречаемся чаще, чем где-либо, с неудачными определениями положительного закона, смешивающими юридические нормы с нравственными поучениями, лишенными юридической санкции, то это обстоятельство не мешает первым оставаться настоящими юридическими нормами и не придает последним юридического характера.

 Что касается наследственного права, то и оно должно определяться, вопреки установившейся традиции, не своим предметом, который видят обыкновенно в совокупности юридических отношений, оставленных умершим, а другим принципом классификации, которым служит переход или преемство прав. И это потому, что главная задача наследственного права состоит в регулировании перехода имущества от умерших к живым, а вовсе не в различении составных частей этого имущества. Особенность этого регулирования в наследственном праве лежит в том, что все остающиеся после умершего права и обязанности рассматриваются как одно целое (имущество в юридическом смысле) и, как такое же целое, передаются единым актом одному или нескольким наследникам. Такой целостный переход всех прав и обязанностей от одного лица на другое называют универсальным преемством, в отличие от перехода единичных прав и обязанностей, называемого сингулярным преемством, и первый из этих видов преемства особенно характерен для наследственного права именно потому, что его не признают в отношениях "между живыми" (inter vivos), насколько имущество мыслят и здесь как единство всех составляющих его прав, настоящих и будущих: лишая себя имущества в этом смысле при жизни, мы теряли бы значительную часть нашей правоспособности и сами отрицали бы свою личность. Отсюда уже можно придти к следующим заключениям, имеющим основное значение для наследственного права.

 а) Наследственное право слагается, главным образом, из имущественных прав, хотя оно может содержать в себе и некоторые личные и семейные права, насколько они допускают переход по наследству. Но значение этих последних при наследовании сравнительно ничтожно, и регулирование имущественных прав, остающихся после умершего, составляет, несомненно, главную цель наследственного права. Поэтому оно не только принадлежит имущественному праву, но и служит последнему одной из существенных гарантий. Как представить себе в современных условиях вступление в договоры без уверенности в том, что они переживут должника?

 б) Наследственное право как институт, на основании которого имущество умерших переходит к живым, входит, прежде всего, составной частью в объективное право, но оно берется и в смысле известного комплекса прав и обязанностей, принадлежащих отдельным лицам. И эти права и обязанности не едины в своем понятии, как едино наследование в смысле объективного права. Они разбиваются, напротив, на следующие категории: 1) наличное до приобретения наследства право на это последнее (это - так сказать, право на приобретение наследства), 2) возникающее из приобретения наследства право на положение наследника, и 3) опирающееся на то же приобретение право защищать свое наследство *(314). Это последнее право осуществляется, главным образом, иском, который называют hereditatis petitio и который идет, прежде всего, на признание за истцом качества наследника, а затем и на выдачу ему всего наследственного имущества, если оно находится в неуправомоченных руках. Поэтому hereditatis petitio есть, несомненно, абсолютный и универсальный, но не вещный иск, каким его иногда считают. Вещный иск направлен на вещь, а наследственный - на признание качества наследника и выдачу наследственного имущества, представляющего собой не вещь, а совокупность прав и обязанностей. Поэтому же и все наследственное право можно считать абсолютным, но не вещным: оно не зависит от действий какого бы то ни было постороннего лица, и требование наследственного имущества есть лишь последствие признания за истцом качества наследника. В этом смысле и наследственное право может быть причислено к правам личности *(315).